Буддизм в современном мире и в россии. Современный буддизм: основные черты Тайвань, Гонконг и районы проживания китайской диаспоры

16.02.2022

Заключение

БУДДИЗМ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Всякий культ, всякое вероучение и всякая религия представляют собой социокультурный проект. И большинство из них реализуются - если реализуются - в сугубо локальном масштабе, как географическом, так и социальном. Лишь трем таким проектам удалось преодолеть локальные рамки и превратиться в мировые, глобальные религии.

Из этих трех проектов наиболее широкий охват имеет проект иудео-христианский. Исламский проект уступает первому в масштабности - впрочем, учитывая современные тенденции, можно предположить, что эта ситуация сравнительно скоро изменится (по недавнему заявлению Ватикана, число мусульман в мире превысило число католиков). Что касается проекта буддийского, он, несмотря на стойкий интерес к буддизму в евроатлантической зоне, по-прежнему остается в значительной степени проектом локальным; с другой стороны, буддизм исповедуют прежде всего в странах с наиболее многочисленным населением, поэтому, вопреки относительной географической ограниченности буддизма, это вероучение по праву считается мировым.

На родине, в Индии, буддизм фактически прекратил свое существование, вытесненный индуизмом и исламом. За пределами Индии сохранились несколько «заповедников» буддизма, сохраняющих, в той или иной степени, изначальную чистоту учения Будды Шакьямуни - Шри-Ланка, Таиланд, Мьянма (Бирма); в Тибете был «законсервирован» поздний буддизм. В других азиатских странах, прежде всего в Китае и Японии, индийский буддизм подвергся трансформации, в некоторых отношениях весьма существенной, что позволило исследователям рассматривать национальные формы буддизма, в первую очередь китайский чань-буддизм и японский дзэн, как самостоятельные направления наряду с Тхеравадой, Махаяной и Ваджраяной.

Статус мировой религии подразумевает выход конкретного вероучения за границы первоначальной территории: именно так обрели свое нынешнее положение христианство и ислам и именно потому не может считаться мировой религией индуизм, хотя число его приверженцев составляет 13 процентов от населения земного шара (буддистов всего, по разным подсчетам, от 6 до 8 процентов). Буддизм вышел за границы Азии и распространился по миру благодаря проникновению европейцев в Азию и благодаря тому, что Запад всерьез заинтересовался азиатскими культурами и азиатским менталитетом; этот интерес привел к тому, что западный человек начал осмыслять «восточную мудрость» и попытался вписать ее в мировой контекст. В итоге из вероучения по преимуществу азиатского (даже восточноазиатского) буддизм превратился в религию всеобщего свойства, и это превращение дало повод американскому исследователю М. Бауманну предложить термин «глобальный буддизм»; тем самым нынешний «глобальный», мировой буддизм отделяется от буддизма канонического (с возникновения до правления царя Ашоки, III век до н. э.), исторического (с Ашоки до конца XIX века) и возрождающегося (с конца XIX века). Безусловно, данная периодизация выглядит слишком общей и потому спорной, однако нельзя не признать, что применительно к современному, «транснациональному» этапу развития буддизма она представляется вполне обоснованной. «Глобализация» буддизма - естественное следствие глобализации как таковой, затрагивающей все сферы жизни и деятельности нынешнего человеческого сообщества; в отличие от христианства - вспомним историю Средних веков и Нового времени - буддизм не насаждается, а принимается на иных почвах, подобно растению, семена которого, будучи перенесенными ветром далеко за пределы привычного ареала, проросли и дали побеги в чуждой земле.

Разумеется, «глобализация» буддизма не означает, что современный буддизм отказывается от традиционных ценностей: происходит лишь «подстройка» этих ценностей, доктрин и практик под широкое, «невосточное» (и восточное, впрочем, тоже) восприятие. Примером такой «подстройки» может служить техника медитации. Отечественый исследователь буддизма А. Агаджанян пишет: «Медитация всегда была центральной частью буддийской эзотерики, но исключительно монашеской и „виртуозной“. В XX веке все меняется: медитация становится достоянием мирян, причем не только на Западе, но и в Азии: массовая мирская медитация становится реальностью городского азиатского буддизма начиная с 1950-1960-х годов. (Исключение составляет Китай, где медитация осталась, напротив, уделом консервативных „клерикальных“ групп чань-буддизма). Это обмирщение и демократизация виртуозной монашеской практики весьма напоминает классическую протестантскую тенденцию. Естественно, формы медитации при этом упрощаются. Далее, медитация становится внеконтекстной до такой степени, что не только смешивается с другими практиками, но и полностью может оторваться от собственно буддийского корня (например, в нерелигиозных центрах медитации или внутри синкретизма New Age). Меняется в значительной степени и назначение медитации: из эзотерической формы глубокого мистического опыта она становится психотерапевтическим средством, больше ориентированным на исцеление и доступным массе мирян».

Подобно другим духовно-религиозным доктринам, буддизм существует в двух «ипостасях» - есть более строгий, более формализованный монашеский буддизм и есть буддизм народный, популярный, нередко впитывающий в себя местные традиции и элементы других религий. Кроме того, в последние годы, особенно на Западе, наметилась тенденция к размежеванию буддийских общин на буддистов «урожденных» и «новообращенных». Это размежевание постепенно сделалось столь очевидным, что некоторые исследователи начали рассуждать о наличии «двух буддизмов» - традиционного, свойственного этническим общинам, и «динамичного», характерного для неофитов. Первый из этих двух буддизмов можно назвать мирским вариантом буддизма монашеского, тогда как второй куда менее формален и зачастую стремится комбинировать буддийские концепции с доктринами и методами других религиозных систем: особенно часто к буддизму «прикладывают» разнообразные йогические практики, а сами буддийские идеи толкуют в теософском духе, следуя таким западным «гуру», как Р. Штайнер, А. Безант и др.

Для современного «глобального» буддизма характерно и еще одно явление, практически неизвестное буддизму классическому - это возникновение института миссионерства именно как социального явления. Еще Будда Шакьямуни призывал распространять Дхарму, однако миссионерства в западном понимании этого явления в буддизме не существовало. Появление буддийских миссионеров - очевидный результат взаимодействия Востока и Запада; причем это миссионерство, прежде всего, конечно, на Западе, приобрело такой размах, что социологи предложили термин «евангелический буддизм».

Именно в рамках «евангелического буддизма» возник такой феномен, как сетевой буддизм: транснациональные духовные сети, разбросанные по всему миру. По замечанию А. Агаджаняна, «рост таких форм облегчался тем, что в буддизме, как и в протестантстве (в отличие от католицизма, иудаизма, ислама, индуизма), нет выраженного управленческого или даже сакрально-символического центра. Глобальные „сети“ обычно создаются вокруг харизматических учителей, как правило практикующих на Западе, а иногда имеющих западное происхождение, при этом, однако, идентифицирующих себя с определенной традицией или школой: чаще всего это разные субтрадиции дзэн и тибетского буддизма, реже традиции „чистой земли“ и Тхеравады».

Наиболее яркий пример сетевого буддизма - «Общество озарения через медитацию» (США), созданное после Второй мировой войны на основе тхеравадинской традиции вокруг бирманских учителей У Ба Кхина и Махаси; сегодня это общество имеет более 50 постоянных центров во всем мире. Другой пример - английская организация «Друзья западного буддизма». Также можно вспомнить многочисленые группы ревнителей дзэн и последователей тибетского буддизма (в частности, сеть, организованную датским адептом школы Карма-кагью ламой Оле Нидалом) и японскую организацию «Сока Гаккай интернешнл», а в России - разнообразные «Дхарма-центры», а также общество «Манджушри», пропагандирующее тибетский буддизм школы Гелуг-па.

Что касается буддизма на его «исконной» территории, в Юго-Восточной Азии, в последние десятилетия XX столетия он в значительной степени отказался от традиционной аполитичности и асоциальности. В этом регионе (и далее по всему миру) распространяется «ангажированный буддизм» - буддизм, интересующийся жизнью «иллюзорного» общества, приверженный благотворительности и допускающий активное участие в политической деятельности.

Так, на Шри-Ланке в 1980-х годах пытались внедрить «буддийскую экономическую модель» (в духе естественной «буддийской экономики» Э. Шумахера). На той же Шри-Ланке и в других странах Тхеравады буддийская сангха активно участвует в политической деятельности и даже время от времени прибегает к радикальным методам воздействия на общество (достаточно упомянуть недавние монашеские выступления в Мьянме). В Японии популярна буддийская политическая партия Комейто, обладающая устойчивым влиянием. Самый же наглядный пример «ангажированного буддизма» - деятельность Далай-ламы XIV. Вынужденый покинуть Тибет после китайской агрессии, этот человек, лауреат Нобелевской премии мира, к концу XX века приобрел символический статус «всебуддийского отца», этакого буддийского папы римского. Он является публичной фигурой, олицетворением свободы, ненасилия и восточной «духовности»; помимо всего прочего, всплеск популярности тибетского буддизма на Западе во многом связан именно с деятельностью этого Далай-ламы.

Как пишет А. Агаджанян, «буддизм в глобальную эпоху как бы конструируется заново и интерпретируется, исходя из конкретного контекста и конкретных интересов. Традиционный, архаичный буддизм не соответствует требованиям глобальности, и потому включается чисто реформаторская установка на „возвращение к истинному учению“, „очищение ядра“. Например, буддизм „очищается“ от традиционного синкретизма, от „исторических наслоений“, от небуддийских верований и практик. Эта тенденция привела к складыванию некоего интеллектуального, рационального, а то и „научного“ буддизма, опирающегося на такие, несколько преувеличенные и выхваченные из контекста черты постулируемого „истинного буддизма“, как опора на опыт, критическое мышление, познание внутренних связей мира, отсутствие „монотеистического бога“. Хотя институционально подобный рациональный буддизм в чистом виде никогда не был заметным явлением, этот образ оказал огромное влияние на восприятие буддизма в целом и на гибкость, с которой отдельные его элементы приобретали глобальное распространение. Именно такие простые, рациональные блоки и включались в диалог с другими идеями и практиками. Очищаясь от „архаичного“, исторически-спонтанного синкретизма, так называемый „чистый буддизм“ становился частью нового, намеренного синкретизма».

Впрочем, в конце XX столетия наметился - опять-таки в первую очередь на Западе - интерес к так называемому «буддизму плоти». Под этим термином понимается совокупность буддийских психопрактик, преимущественно ваджраянских, тантрических, постулирующих единство тела и души, а также всевозможные рецепты и правила «восточной медицины». Растущая популярность такого буддизма вызывает опасения у представителей других конфессий: так, кардинал Йозеф Ратцингер (ныне папа Бенедикт XVI) однажды назвал этот буддизм опасной формой аутоэротической духовности.

В целом положение буддизма в современном мире устойчиво и стабильно, в особенности по сравнению с положением христианства. Вероятно, причина этого в том, что, как писал М. Малерб, «буддизм, и в этом его специфика, сохраняет жизнеспособными все формы духовности, которым он дал начало за долгую историю своего развития». Буддизм предельно толерантен - история, к примеру, не знает буддийских религиозных войн - и прекрасно согласуется с западной концепцией «общечеловеческих ценностей». Более того, буддизм охотно принимает в себя другие религии и культы или сосуществует с ними. Далай-лама XIV в одном из интервью на вопрос, видит ли он какую-либо возможность интеграции христианства и буддизма на Западе, ответил следующим образом:

«Это зависит от того, что вы понимаете под интеграцией. Если вы имеете в виду возможность интеграции буддизма и христианства внутри общества, их сосуществование, то тогда мой ответ будет утвердительным. Однако если вы видите интеграцию как создание некой комплексной религии, которая по сути не является ни чистым буддизмом, ни чистым христианством, то такую форму интеграции я считаю невозможной.

Разумеется, реально, чтобы в стране, где господствующей религией является христианство, кто-то решил следовать буддийскому пути. Я думаю, весьма вероятно и то, чтобы человек, в целом исповедующий христианство, принимающий идею существования Бога и верящий в него, решил на каком-то этапе включить в свою практику некоторые идеи и техники буддизма. Учение о любви, сострадании и доброте присутствуют как в христианстве, так и в буддизме. В особенности много техник, направленных на развитие сострадания, доброты и тому подобных качеств, можно найти в Колеснице Бодхисаттв. Эти техники могут практиковаться как буддистами, так и христианами. Вполне допустимо, чтобы человек, оставаясь приверженцем христианства, решил пройти обучение техникам медитации, концентрации и однонаправленного сосредоточения ума. Оставаясь христианином, человек может практиковать некоторые положения буддизма. Это еще одна допустимая и весьма жизнеспособная разновидность интеграции».

Возможно, именно поэтому, несмотря на свой весьма почтеный возраст, буддизм остается актуальным и востребованным по сей день.

В начале XXI века буддизм исповедуют около 6-8% населения мира, что намного уступает христианству (примерно 33%), исламу (примерно 18%) и индуизму (примерно 13%). Буддизм остается безусловно азиатской религией: 99% буддистов живут в Азии, причем в восточной ее части. Есть несколько государств, которые принято называть «буддийскими», однако преобладание буддистов в населении сильно разнится от страны к стране: например, есть такие религиозно гомогенные страны как Камбоджа (буддистов около 95%), Мьянма (Бирма, около 90%) или Бутан (75%); есть Лаос, Таиланд и Шри Ланка, где буддистов 60-70% населения, но уже имеются существенные религиозные меньшинства; есть категория государств, где религиозная статистика принципиально затруднена из-за традиционного синкретизма и двойной, если не тройной самоидентификации населения: например, Япония, Китай, в какой-то мере Тайвань, Корея и Вьетнам; есть, наконец, остальные страны, где буддисты составляют, как правило, менее одного процента населения. Лишь в Австралии буддистов чуть больше одного процента (1.1%), а возможно, и в США (по оптимистическим данным, до 1.5%).

Если мы исходим из того, что живем в «эпоху глобализации», то вся история буддизма выглядит по-новому. Мартин Бауманн предлагает четырехчленную периодизацию:

1. канонический буддизм (с возникновения в 6 в.до н.э. до правления Ашоки Маурьи, 3 в до н.э.);
2. традиционный или исторический буддизм (с Ашоки и до середины/конца 19 в.)
3. современный или возрождающийся буддизм (начиная с конца 19 в.) и, наконец,
4. глобальный буддизм.

В целом, эта периодизация, или типология, не кажется очень убедительной, однако выделение «глобального» типа правильно.

«Глобальный буддизм» стал результатом западного проникновения в Азию и западного осмысления Азии. Мы можем сказать, что постепенно буддизм превращался в глобальный интеллектуально-духовный ресурс, открытый для всеобщего пользования.(лит. 5)

В большинстве евроазиатских стран буддизм ассоциируется с традицией и культурно-политическим консерватизмом. В нескольких случаях этот статус закреплен конституционно: в Камбодже буддизм прямо провозглашен государственной религией, в Шри Ланке буддизму предоставляется преимущественный статус, и буддисты довольно болезненно реагируют на попытки правительства, идя навстречу тамильскому меньшинству, дезавуировать соответствующие конституционные привилегии; в Таиланде государственный статус буддизма тесно связан с конституционным строем через институт монархии;в Лаосе такой статус буддизма тоже не вызывает сомнений. Тайвань, Япония, Южная Корея и Монголия после демократических перемен придерживаются политики религиозного плюрализма, а коммунистические страны -- Китай, Северная Корея и Вьетнам -- обычной политики равной удаленности и государственного контроля, сводящегося, как правило, к поощрению «послушных» и «патриотических» организаций принадлежащих к так называемым традиционным конфессиям

При этом в самой Индии буддизм не получил дальнейшего развития. По статистическим данным на начало XXI века его исповедует менее 0,5% индийского населения (лит.10), что даже меньше, чем в России, где 1% населения причисляет себя к буддистам. Доминирующей религией Индии остается индуизм, также распространен ислам. Буддизм в Индии постепенно исчезал, начиная с XII века. Был утрачен и оригинальный индийский буддийский канон Трипитака. В то же время наследие Будды было сохранено и процветало в других странах. (Воистину -- нет пророка в своем отечестве.)

Начиная с VIII века северный буддизм проник в Тибет , который стал новым мировым центром этой религии и просуществовал в этой роли почти тысячу лет, вплоть до середины XX века. В 1950-х гг. Тибет утратил суверенитет, оказавшись в составе Китая, что повлекло за собой большую волну эмиграции тибетцев в различные страны мира. Но несмотря на это Тибет остался главным Мировым духовным центром буддизма,а тибетская цивилизация была и остается одной из мировых цивилизаций. Мы не говорим о сохранении культуры одной страны. Это целостная цивилизация, чей язык, литература, медицина, искусство, музыка и так далее распространены по всей Центральной Азии, а не только в пределах одной маленькой страны. Сейчас в Индии возникла многочисленная тибетская диаспора и расположена резиденции иерархов тибетского буддизма. Так учение Будды, ставшее за две с половиной тысячи лет мировой религией, возвращается к истоку - на территорию, откуда начало свое распространение в мире, но уже совсем с другим народом, тибетским, в качестве носителя (лит.12).

В восстановлении мест, связанных с событиями жизни Будды Шакьямуни большую роль сыграло южно-азиатское общество "Маха-Бодхи". Сейчас Индия сохраняет свое важное значение для мирового буддизма благодаря этим историческим местам и является одной из самых посещаемых стран, куда совершаются буддийские паломничества.

После Второй мировой войны в Америке и Европе процессы открытия буддийских традиций резко ускорились, и после этого интерес к Учениям Будды уже не угасал.

Буддийские сообщества во всём мире становятся всё более многочисленными. Это прекрасно, независимо от того, интересуются ли они буддизмом как религией или тем, что называется «облегчённой версией буддизма», - расслабляющими техниками и так далее. Буддизм дает Западу то, чего ему не хватает: систему духовной мудрости, что может вдохновить и нравственно направить, и в то же время не требовать неоспоримой веры в теологические догмы. Напротив, она опирается на человеческий рассудок и личное прозрение.

Жизненная сила буддизма начинает все более приобщаться к требованиям современной жизни, отыскивая подход к изменившимся условиям. Более того, последователи буддизма на Западе видят перспективы эволюции буддизма в его синкретизации с элементами западной духовной культуры. Некоторые из них предлагают отказаться от конкретных учений буддизма, а взять из него только то, что необходимо Западу, увязав идеи и концепции буддизма с лучшими достижениями западной науки, сделав его совершенно «западным».

Необходимо различать такие понятия как «глобальный буддизм» и «буддизм в глобальную эпоху», поскольку не все конфессиональное пространство буддизма включено в пространство глобализации. Традиционный буддизм принимает «музейно-архивную» форму существования или становится источником символической идентичности для новообращенных западных буддистов. В то же время, данная консервативно-охранительная тенденция не принимает радикальных выражений. Поэтому по отношению к буддизму не применимо такое понятие как «фундаментализм», поскольку по сравнению в буддизме границы ортодоксии и «инакомыслия» нежесткие, а критерии доктринальной чистоты размыты. Хотя в буддизме и присутствуют определенные антиглобалистские течения, но по сравнению с другими религиями они более мягкие.

Далай-лама одним из способов решения проблем глобального диалога религий, культур и цивилизаций видит в создании новой общечеловеческой этики. В связи с этим инициатива Далай-ламы XIV весьма своевременна и возможно буддийская модель реакции на глобализацию, станет наилучшим выходом из сложившейся ситуации, поскольку поможет найти золотую середину или «срединный путь» между современным глобализационным процессом и традиционализмом, используя преимущества объединенного мира и не принося в жертву многообразия культур.

Он жев одном из интервью на вопрос, видит ли он какую-либо возможность интеграции христианства и буддизма на Западе, ответил следующим образом:

И вполне реально, чтобы в стране, где господствующей религией является христианство, кто-то решил следовать буддийскому пути. Я думаю, весьма вероятно и то, чтобы человек, в целом исповедующий христианство, принимающий идею существования Бога и верящий в него, решил на каком-то этапе включить в свою практику некоторые идеи и техники буддизма. Учение о любви, сострадании и доброте присутствуют как в христианстве, так и в буддизме. В особенности много техник, направленных на развитие сострадания, доброты и тому подобных качеств, можно найти в Колеснице Бодхисаттв. Эти техники могут практиковаться как буддистами, так и христианами. Вполне допустимо, чтобы человек, оставаясь приверженцем христианства, решил пройти обучение техникам медитации, концентрации и однонаправленного сосредоточения ума. Оставаясь христианином, человек может практиковать некоторые положения буддизма. Это еще одна допустимая и весьма жизнеспособная разновидность интеграции». (лит. 3)

С момента возникновения буддизм прошёл три основные стадии: начинался он как монашеская община, проповедовавшая бегство от реальности (эскапизм), затем превратился в своего рода религию цивилизации, объединившую различные культуры и традиции многих стран Азии, и, наконец, стал культурной религией, т.е. религией, формирующей культуру, по-разному вошедшей в культурные традиции многих стран и народов. На современном этапе в буддизме можно различить и черты сектантской религии (например, в странах, где буддисты вынуждены скрывать своё вероисповедание, как это было в СССР), и черты религии цивилизации (новые международные объединения буддистов разных стран, например Всемирное братство буддистов), и, конечно же, черты культурной религии (новые буддийские общества на Западе).

Пожалуй, ни одна из восточных религий не вызывала у европейцев таких сложных и противоречивых чувств, как буддизм. И это вполне понятно - буддизм как бы бросал вызов всем основным ценностям христианской европейской цивилизации. В нём отсутствовало представление о боге-творце и вседержителе вселенной, он отказался от понятия души, не было в нём и религиозной организации, подобной христианской церкви. А главное, вместо райского блаженства и спасения он предлагал верующим нирвану, принимающуюся за полное небытие, ничто. Неудивительно, что человеку Запада, воспитанному в христианских традициях, такая религия казалась парадоксальной, странной. Он видел в ней отклонение от самого понятия религии, образцом которой считалось, естественно, христианство.

Для некоторых западных мыслителей идеи буддизма как религии, противоположной христианству, но столь же распространённой и почитаемой в мире, стали важным орудием критики западной культуры, западной системы ценностей и самого христианства.

К этим мыслителям относятся прежде всего Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше и их последователи. Именно благодаря им, а также основателям новых синтетических религиозных течений, во многом противопоставлявших себя христианству (например, Елене Блаватской и её сподвижнику полковнику Олькотту, основателям Теософского общества), в конце XIX - начале XX вв. буддизм начал распространяться на Западе и в России.

К концу XX столетия Запад пережил уже много волн увлечения буддизмом в разных его формах, и все они оставили в западной культуре заметный след.

Если в начале XX в. европейцы зачитывались текстами палийского канона в переводах виднейших буддологов, то после Второй мировой войны благодаря переводам Э. Конзе европейский мир познакомился с махаянскими сутрами. Приблизительно в это же время известный японский буддист Судзуки открыл для Запада дзэн, увлечение которым не прошло и до сих пор.

Буддизм получил распространение в большинстве европейских стран: буддистские организации, центры и небольшие группы имеются практически во всех странах Западной Европы, а также в отдельных странах Восточной Европы. Почти во всех западноевропейских странах находятся филиалы международной буддийской организации «Интернационал Сока гаккай». Старейшими в Европе являются буддийские организации в Германии (с 1903 г.), Великобритании (с 1907 г.), Франции (с 1929 г.). В Гамбурге в 1955 г. был образован Германский буддийский союз, т.е. центр, объединяющий буддийские организации ФРГ. Во Франции было основано общество «Друзья буддизма». Наиболее крупной и влиятельной организацией в Европе считалось и Буддийское общество Великобритании. В Великобритании существуют также Буддийская миссия (с 1926 г.), Лондонская буддийская вихара, храм Буддхаладина, Тибетский центр и другие общества (всего около сорока). Многие члены буддийских обществ в Европе являлись известными буддологами, проповедниками буддизма.

В наши дни растёт популярность тибетского буддизма. Высокий авторитет нынешнего Далай-ламы, который из-за преследования китайских властей живёт в изгнании - в Индии, немало способствовал известности учения школы гелукпа. Всё это позволяет сказать, что буддизм, оказавший влияние на движение битников и хиппи, на творчество американских писателей, таких, как Джером Сэлинджер, Джек Керуак и другие, стал составной частью современной западной культуры.

В России влияние буддизма долгое время практически не ощущалось, хотя на её территории проживают народы, исповедующие буддизм в монгольском варианте (буряты, калмыки, тувинцы). Сейчас на волне общего религиозного возрождения наблюдается оживление деятельности буддистов. Созданы Буддийское общество, Буддийский университет, восстанавливаются старые и открываются новые буддийские храмы и монастыри (дацаны), издаётся большое количество буддийской литературы. В обеих российских столицах и в ряде других городов действуют центры сразу нескольких буддийских традиций.

Наиболее влиятельная буддийская организация - созданное в 1950 году всемирное братство буддистов. Литература буддизма обширна и включает сочинения на пали, санскрите, гибридном санскрите, сингалезском, бирманском, кхмерском, китайском, японском и тибетском языках.

Развитие буддизма с 1990

В Бурятии, Калмыкии, Туве, Санкт-Петербурге восстанавливаются уцелевшие буддийские храмы и открываются новые, при монастырях создаются учебные заведения, приглашаются тибетские учителя.

В России буддизм обретает также популярность среди русских и других народов.

В настоящее время в России представлены многие буддийские школы: тхеравада, несколько направлений Махаяны, в том числе японский дзэн, корейский сон и практически все школы тибетского буддизма.

Буддизм в Российской Федерации провозглашён одной из четырёх традиционных для России религий, наряду с православием, исламом суннитского толка и иудаизмом.

18 мая - 19 мая 2009 года в Москве впервые в России прошел форум «Дни традиционного российского буддизма». Участие в этом мероприятии приняли представители Бурятии, Калмыкии и Тувы. В рамках форума состоялся диалог различных школ буддизма, практикующих буддистов и представителей российской буддологической школы. Форум проходил в Международном Центре-музее имени Н.К. Рериха

В настоящее время имеется множество буддийских школ и храмов, вот некоторые из них:

Буддавихара (полное название: Ват Буддавихара) - дом в поселке Горелово (Санкт-Петербург). Принадлежит на правах частной собственности гражданину Таиланда Пхра Чатри Хемапандха с 15 октября 2006 года он объявил его буддийским храмом.

Этимология

Ват - это индокитайское обозначение монастыря. Будда вихара можно перевести как «Обитель Будды»

Гусиноозёрский дацан (также Тамчимнский, Хулунномрский, ранее Хамбимнский; тибетское монголизированное название - «Дашим Гандамн Даржалимнг») - буддийский монастырь на территории Республики Бурятия; с 1809 по 1930-е годы - резиденция Пандито-хамбо лам, центр традиционного буддизма в России. Памятник истории и архитектуры.

Дацан - буддийский монастырь-университет у российских бурят. Также в Тибете дацанами называют отдельные «факультеты» буддийских монастырей.

До революции в России насчитывалось 35 дацанов (32 - в Забайкальской области, 2 - в Иркутской губернии, 1 - в Санкт-Петербурге), в настоящее время функционирует около 30.

Система образования в дацанах

Наиболее крупные дацаны имели три факультета - общий (философский - цанид), медицинский и тантрический (гью; джуд), в небольших дацанах был только общий факультет; на тантрический факультет принимали только монахов, получивших общую философскую подготовку, а в группы по изучению «Калачакра тантры» - только самых способных из числа допущенных к изучению тантр.

Система «цанид» предполагала последовательное изучение пяти дисциплин, на что уходило около пятнадцати лет (как правило, родители отдавали в монастыри детей в очень раннем возрасте):

1. Логика (прамана) - по сочинениям Дхармакирти.

2. Парамита (путь Махаяны) - по тексту Майтреи-Асанги «Абхисамаяланкара»).

3. Мадхъямака (по трактату Чандракирти «Мадхьямакаватара»).

4. Виная (прежде всего, Виная муласарвастивадинов).

5. Абхидхарма (по «Абхидхармакоше» Васубандху и «Абхидхармасамуччае» Асанги).

Буддийский храм в Санкт-Петербурге (современное официальное название: Санкт-Петербургский Буддийский Храм «Дацан Гунзэчойнэй») - первый в Европе буддийский храм.

История

Представитель Далай-ламы в России Агван Доржиев получил разрешение на строительство храма в столице в 1900 году. Деньги на строительство были пожертвованы Далай-ламой XIII, Агваном Доржиевым, а также собраны буддистами Российской империи. Храм был построен архитектором Г.В. Барановским в соответствии с канонами тибетской архитектуры. Для научного руководства строительством был создан комитет ученых-востоковедов, куда вошли В.В. Радлов, С.Ф. Ольденбург, Э.Э. Ухтомский, В.Л. Котвич, А.Д. Руднев, Ф.И. Щербатской, Н.К. Рерих, В.П. Шнейдер. Строительство продолжалось с 1909 по 1915 год, однако первые службы в храме начали уже в 1913 году. Освящение храма состоялось 10 августа 1915 года. Настоятелем был лама Агван Лобсан Доржиев.

В 1919 году храм подвергся разграблению. В 1924 году вновь начал функционировать до 1935 года, когда храм был закрыт, а буддийские монахи репрессированы.

Во время Великой Отечественной войны в храме была устроена военная радиостанция. Она оставалась в здании до 1960-х годов, использовалась как «глушилка». 25 ноября 1968 г. здание было объявлено памятником архитектуры местного значения. 9 июля 1990 года решением исполкома Ленгорсовета храм был передан буддистам.

Золотая обитель Будды Шакьямуни (калм. Бурхн Багшин алтн с?м) - крупнейший буддистский храм республики Калмыкия и Европы [источник не указан 96 дней]. Освящён 27 декабря 2005 года. В храме расположена самая высокая в Европе статуя Будды.

Иволгимнский дацамн «Хамбымн Сумэм » (также «Гандамн Дашим Чойнхорлимн»; бурят. Т?гэс Баясгалантай?лзы номой Х?рдын Хиид - «монастырь Колесо учения, приносящее счастье и полное радости») - крупный буддийский монастырский комплекс, центр буддизма России, духовная столица Буддийской традиционной сангхи России, памятник истории и архитектуры. Расположен в Республике Бурятия в селе Верхняя Иволга.

Так же есть Российская Ассоциация буддистов школы Карма Кагью.

Централизованная религиозная организация «Российская Ассоциация буддистов школы Карма Кагью» (ранее называвшаяся Международной, далее - Ассоциация) была создана в 1993 г. буддийскими центрами и группами России, Украины и других стран постсоветского пространства для сохранения, развития и распространения буддизма школы Карма Кагью и разнообразной помощи нашим Центрам в их работе, то что на канцелярском новоязе называется содействием объединениям, входящим в состав Ассоциации, в осуществлении права на свободу вероисповедания.

Управляется она демократически: высшим органом - Конференцией представителей Центров, а в промежутках между конференциями - Советом из этих представителей, постоянным членом которого является Лама Оле Нидал. Для представительства в различных учреждениях и подписания разных бумаг есть Президент. Штаб-квартира Ассоциации (и юридический адрес) находится в Санкт-Петербурге.

Ассоциация осуществляет координа-информа-организа-коммуника- и прочие объединяющие «- ционные» функции - во всем, что касается не одного, а многих или всех центров - расписания поездок учителей и устройство больших курсов, информационная поддержка, издание литературы, помощь в строительных проектах.

С выходом в октябре 1997 года нового религиозного закона, запрещающего полноценную деятельность религиозных объединений, существующих менее 15 лет в данном месте или не принадлежащих к какой-нибудь централизованной организации, у Ассоциации появилась еще одна важная официальная роль. Ассоциация, как централизованная всероссийская религиозная организация, признанная традиционной на правительственном уровне, учреждает новые центры и подтверждает принадлежность уже существующих к буддийской традиции, что является основанием для их госрегистрации.

Журнал «Буддизм России» посвящён истории и современному положению буддизма в России, публикации и объяснению буддийских текстов, поддержке ненасильственного сопротивления тибетского народа китайскому оккупационному режиму. На сайте помимо архива наиболее интересных материалов журнала, выходящего с 1992 г., размещаются наиболее актуальные из текущих новостей буддизма.

Журнал «Буддизм.ru»

Издается Религиозной организацией Российская ассоциация буддистов школы Карма Кагью с 1994 года, выходит дважды в год.

В каждом номере вы найдете материалы, посвященные теории и практике буддизма, работе центров Карма Кагью, жизни современных российских и западных буддистов.

В рубрике «Буддология» регулярно публикуются работы известных ученых-историков и востоковедов. Рубрика «Искусство» предоставляет возможность окунуться в мир буддийской живописи и скульптуры, а «Дождь мудрости» - это шедевры индийской и тибетской духовной поэзии.

Материалы на тему «Буддизм и наука» показывают взаимосвязь древнего учения о природе ума с новейшими открытиями в науке.

Выпускаются не только журналы, но книги, например книги издательства «Алмазный путь»:

Лама Оле Нидал «Каким все является. Учение Будды в современной жизни»

Лама Оле Нидал «Глубина славянского ума. Буддизм в вопросах и ответах. Том I»

В.П. Андросов «Буддийская классика Древней Индии. Слово Будды и трактаты Нагарджуны»

Калу Ринпоче «Мы все обладаем природой Будды»

- «Буддизм Ваджраяны в России: история и современность», сборник статей

Аудиокнига «КАКИМ ВСЕ ЯВЛЯЕТСЯ. ЛАМА ОЛЕ НИДАЛ»

Арт-проэкты.

В начале 2011 года планируется издание русско-английской версии иллюстрированной книги «Пространство и Блаженство», выпущенной в 2004 году в буддийском издательстве г. Вупперталя (Германия) на немецком и английском языках («Raum & Freude, Space & Bliss»)

Фотовыставка «Буддизм в современном мире»

Открытие выставки состоялось в рамках III Международного Фестиваля «Буддизм.RU», который проходил в октябре 2008 года в г. Санкт-Петербурге. Экспозиция представлена тремя разделами, такими как: «Традиция живой Передачи опыта от учителя к ученику», «Символизм Будда-аспектов» и «Буддийские Ступы-монументы мира и счастья на земле». Все работы выполнены профессиональными фотографами, которые также являются практикующими буддистами.

А вот некоторые строительные проекты:

Ступа Просветления в Элисте

В 1995 году, во время визита Шамара Ринпоче в Россию, было решено возвести в столице Калмыкии Ступу Просветления - монумент, символизирующий просветленный ум Будды.

Осенью 1998 года было начато строительство под руководством квалифицированных лам.

Торжественное открытие Ступы в Элисте произошло 28-го июля 1999 года. Церемонии открытия и освящения провел сам Цечу Ринпоче. На открытии присутствовало около 2500 местных и 500 приезжих буддистов.

Городской Центр во Владивостоке

Эпопея строительства здания центра началась в 1995 году с покупки участка, расположенного на самой высокой сопке города. С этого места открывается фантастический вид на бухту Золотой Рог, центральную гавань Владивостока и на Японское море.

Алтайский ритритный Центр

На Алтае, неподалеку от города Горноа лтайска строится центр для проведения медитационных курсов. Идея создания места для практик в горах Алтая возникла одновременно с появлением в Новосибирске медитационной группы Кагью - учеников Ламы Оле Нидала.

Нижегородский буддийский центр Алмазного Пути строит двухэтажное здание с жилым полуподвальным помещением и плоской эксплуатируемой кровлей, проект выполнен нижегородским архитектором.

И конечно Городской Центр в Красноярске.

Во время курса Махамудры в 2002 Лама Оле благословил покупку земельного участка площадью около 15 соток. С этого места открывается захватывающий вид на западную часть города, Саяны и Енисей. Новое здание это трехэтажное строение, ориентированное точно по сторонам света.

Назначение этих центров - дать возможность всем заинтересованным поближе познакомиться с современным буддизмом Алмазного Пути, и возможность начать практиковать вместе с ними.

Ритуальная жизнь буддизма

Вопрос о культовой практике буддизма связан с вопросом о квалификации буддизма как религии в целом. Особенно это относится к раннему буддизму, связываемому непосредственно с Буддой. Ритуальная сторона не только отсутствовала, невнимание к ритуалам было основой противопоставления существующей религии, имевшей разветвленную ритуальную систему. Соответственно, нередкое высказывалось суждение о том, что ранний буддизм не был, строго говоря, религией.

Это скорее была этика, предлагавшая схему верного жизненного пути, дополненная специфической картиной мира в виде космогонических, антропогонических и социогонических мифов. Отсутствовало и четкое представление о потустороннем, подобно монотеистическим религиям, где потустороннее связано с оппозицией тварного и нетварного миров, творца и творения. Для достижения идеала не требовалось ритуалов, нужны были только определенные действия по организации собственной жизни. Отсюда и выраженная элитарность учения, которое принимают те, кто способен оценить его глубину.

Очевидно, что процесс становления и превращения буддизма в "привычную" для нас религию протекал медленно. Практики правильной жизни, особенно направленные на достижение психофизического контроля над собой становились ритуализованными, но это, скорее, суррогат ритуалов, а не религиозный ритуал в чистом виде.

Развернутые ритуальные практики появляются позднее, в связи распространением буддизма на территориях, занятых иными религиями, когда он перенимал уже существовавшие ритуалы, интегрируясь с ними. Это соответствовало и иной важной тенденции – стремлению к миссионерству, распространению взглядов и расширению влияния. Отход от элитарности и установка на вовлечение в религиозную жизнь широких кругов людей неизбежно приводили к необходимости оставить в употреблении хотя бы часть ритуалов, к которым люди привыкли и с которыми не желали расставаться. Таким образом, в буддизме появлялось все больше синкретических элементов, чуждых раннему буддизму.

Естественно, особенно восприимчивой к появлению и заимствованию ритуалов оказалась Махаяна с характерным для нее смягчением установок классического буддизма, представленного Хинаяной. Отсутствие доктринальной четкости еще больше облегчало этот процесс. Соответственно, в разных регионах буддизм обогащался теми ритуалами, которые там были распространены.

Возникает культ самого Будды с уже упомянутым почитанием его праха, иных реликвий, мест, связанных с его жизнью. Появляется праздник Дня Будды, соединяющий, что характерно для буддийского мировоззрения, воспоминание о трех событиях: рождении Будды, его просветлении и уходе из жизни. Это постепенно рождает практику паломничества, совершенно чуждую раннему буддизму, делавшему акцент на разделении учения и его воплощения. Характерный для Махаяны культ множества Будд породил и умножение обрядов. Можно упомянуть появление изображений (самого Будды, символических картин мироздания, иных священных символов), погребальных ритуалов, молитвенных практик, подразумевающих многократное повторение сравнительно небольших мантр.

Вместе с тем в буддизме сохраняется отношение к ритуалам как в некотором отношении второсортному явлению, необходимому для менее совершенных мирян. Проходящие более совершенным путем обращают основное внимание именно на психофизические практики.

Появление изображений сформировало определенный буддийский канон, основанный на символической передаче основных категорий буддийского мировоззрения. Даже антропоморфные изображения содержат ряд неожиданных элементов с отступлением от подобия, что должно отражать изменчивость, текучую неопределенность мира, отказ от фиксации определенного законченного образа, будь он чисто земной (светская живопись европейского типа) или запредельный, принадлежащий вечности (например, христианская иконопись). В рамках культуры христианских стран подобная эстетика, вообще характерная для восточных религий, нередко интерпретировалась нс только как противоестественная и безобразная, по и демоническая и даже вредоносно-магическая, притягивающая нечистые силы (можно упомянуть и устойчивый страх перед предметами египетского погребального ритуала, отразившийся в фантастических произведениях, "фильмах ужасов").

В некоторых регионах распространения буддизма обряды стали особенно распространенными и сложными.

Ярким примером этого является буддизм тибето- монгольского региона, который даже получил особое наименование ламаизм. В XX в. многие тибетские буддисты во главе с очередным Далай-ламой эмигрировали из- за неблагоприятной политической обстановки, но даже в Индии они выделяются среди носителей типичного индийского буддизма. Именно эта ветвь буддизма оказалась представлена в России среди калмыков, бурят и тувинцев. Даже ставился вопрос и о том, не считать ли его отдельной религией, вышедшей из границ буддизма и стремящейся к политеизму. Однако на современный момент термин выходит из употребления, поскольку принципиальных отличий этой ветви буддизма от иных нет.

Для него характерны введение в религиозную картину существовавших ранее местных культов, которые не вытеснялись, а поглощались буддизмом, строгая централизация, стремление к единообразию вероучения, появление единого главы – Далай-ламы (Океан-ламы ). Эта ветвь буддизма переняла ряд ранних шаманистских практик, бытовавших на этой территории, ввела в употребление новые ритуальные элементы (вроде молитвенной мельницы, верчение которой вызывает передвижение молитвенных текстов и позволяет таким образом "ускорить" практику повторения молитв).

Буддизм в современном мире

Буддизм не могли не затронуть общие процессы изменения социальной и религиозной среды, что нашло отражение в ряде явлений.

Стал формироваться комплекс явлений, расплывчато именуемый необуддизмом. С одной стороны, так иногда называют адаптацию буддийского учения для носителей типично европейской или американской культуры. Уже в XIX в. буддизм стал привлекательным для некоторых философов, например А. Шопенгауэра (1788–1860), державшего в квартире статуэтку Будды наряду с бюстом И. Канта, которого считал учителем. Их интересовал сам взгляд буддизма на мир (то, что и стали обозначать как "буддийскую философию"), а религиозное его содержание оставалось им безразлично. Позднее, на фоне общих недостаточных знаний о религии и увлечения "восточной культурой", идеи буддизма стали смешиваться с элементами иных восточных религий, причудливо трансформироваться, порою сильно уходя от типичного буддизма и способствуя оформлению некоторых новых религиозных движений (см. параграф 10.6). Популярность идей Чань-буддизма совпало с увлечением "восточной философией", разновидностью которой и становился буддизм. Она воспринималась как альтернатива рационализму и западной культуре в целом и ряду религий, включая христианство, в частности.

Увлечение этими идеями ширилось в молодежных кругах, принимая утрированные формы социального протеста, и достигло максимума в 1960-х гг. Представителей молодежных движений, например хиппи, привлекала и рыхлая организационная структура буддизма, большие возможности его индивидуалистической интерпретации, созерцательность, часто трактовавшаяся как безделье и асоциальность, отсутствие привычной эсхатологии монотеистического типа, истолковывавшаяся как чистая безнаказанность и снижение личной ответственности и подчиненности.

Такой необуддизм становился основой для мирного анархизма. При этом на почве поверхностных знаний о самом буддизме его идеи часто упрощались и вульгаризировались. Часто такой буддизм превращается в один из видов оккультизма, сторонники которого ставят перед собой вполне магические цели, добиваясь не отрешения от мира, а как раз завладения им с помощью обретения особых сил, в том числе и с помощью медитации, йогических практик и т.п.

С другой стороны, под необуддизмом понимают стремления ряда представителей буддизма адаптировать его к интересам современности через внесение новых, нехарактерных элементов. В частности, в интересах большего сближения с монотеистическими религиями делались попытки внести в буддизм эсхатологические представления монотеизма вроде рая и ада, что изначально нетипично и неорганично для буддизма, рационализировать представления о нирване и т.п. Сюда же можно отнести усиление миссионерской деятельности и участие в общественной и политической жизни. Можно говорить о появлении в буддизме некоторых тенденций религиозного модернизма, хотя из-за отсутствия жестко нормированного единого вероучения возникновение типичного модернизма затруднено, поскольку в таком случае новшества трудно противопоставить закрепленной традиции.

Актуален ли буддизм в современном мире? Довольно интересно, почему тема ставится как соответствие буддизма с современной жизнью. А почему не с жизнью вообще? Есть ли что-то особенное именно в современной жизни? Вот, например, мобильные телефоны, все эти звуки – это уже отличие, это уже какая-то характеристика современной жизни. Этого не было 15 лет назад. Но в целом, человеческие условия были одинаковыми на протяжении всего времени. Люди сердились, люди спорили друг с другом. Это было всегда. Люди были несчастливы, люди были раздражены, и устанавливать близкие отношения с другими не очень легко. И, так или иначе, жизнь каждого в той или иной степени заполнена беспокойством. Беспокоимся ли мы, например, об экономической ситуации сейчас, или тысячу лет назад мы беспокоились о засухе, из-за которой у нас был неурожай. Так что, я считаю, что у буддизма есть что предложить для всех времён, а не только для настоящего времени.

Видео: Геше Лхакдор - «Что такое буддизм?»

Буддийская наука, буддийская философия и буддийская религия Arrow down Arrow up

Его Святейшество Далай-лама проводит различие между буддийской наукой, буддийской философией и буддийской религией. И он говорит, что буддийская наука и буддийская философия могут очень многое предложить для каждого. И нам необязательно уходить в буддийскую религию, чтобы получать пользу от того знания, от тех глубоких вдохновений, которые содержатся в буддийской науке и в буддийской философии.

Буддийская наука имеет дело с психологией, с глубоким анализом того, как работает ум, как на него влияют эмоции, как работает восприятие. Также очень многое он может предложить в области логики. И также там есть очень глубокие познания в космологии. Буддийская философия относится к реальности, к тому, как мы понимаем реальность и как мы деконструируем наши фантазии, наши представления о реальности. И это те вещи, которые могут быть полезны для каждого, даже если не вдаваться в такие религиозные аспекты, как реинкарнация, освобождение, просветление и так далее. И даже медитация – это то, что может быть очень полезно для нас как тренировка нашего ума и развитие более позитивного подхода, отношения к жизни.

Актуальность буддийской психологии и философии Arrow down Arrow up

Соответствие буддийской психологии и философии. Основная цель, и не только этих двух направлений, но и буддийской религии в целом, – это устранить страдания и обрести счастье. У нас очень много умственного страдания из-за психологических сложностей, из-за эмоциональных неувязок. У нас возникает много проблем из-за того, что мы иррациональны. И мы не находимся в контакте с реальностью. Именно это и помогут нам преодолеть буддийские учения.

И конечно, буддизм как религия говорит о пользе в будущем, в том числе в будущих жизнях, перевоплощениях и так далее. Но если мы посмотрим на буддийскую философию и психологию, они могут дать нам какую-то реальную пользу уже и в тесной связи и с нашей жизнью.

Главной структурой в буддийском учении было то, что называется «четыре благородных истины». И слово «благородные» здесь – это просто термин, который происходит из санскрита и обозначает тех, кто узрел реальность, увидел реальность. То есть, это высоко реализованные существа. И это действительно так. Те, кто действительно увидел реальность, понимают, что это и есть истина.

Истинные страдания: несчастье, счастье и компульсивность Arrow down Arrow up

И первая истина – это страдание. Что такое страдание? Каковы те проблемы, с которыми мы сталкиваемся, что это по истине?

Первая проблема – это несчастье. Есть много страданий, и все мы знаем, как неприятно быть несчастным. Конечно, может быть очень много градаций несчастья. Даже если мы в приятных обстоятельствах, в хорошей компании, у нас хорошая еда, всё равно мы можем чувствовать себя несчастными. И даже если у нас что-то сильно болит, всё равно мы можем быть счастливыми, не жалуясь, не расстраиваясь и не заботясь о себе излишним образом, а просто быть в покое и принимать ситуацию. И, например, даже если у нас есть сильная боль, например, если мы болеем раком, то мы больше заботимся о том, как не расстраивать наших родственников. И вот это несчастье – это первая основная проблема, с которой мы сталкиваемся.

И вторая проблема – и это может быть немножко необычно, потому что люди не воспринимают это как проблему, – это обычное счастье. В чём же проблема с обычным счастьем? Оно не длится. Мы никогда не удовлетворяемся им. Нам всегда его мало. Оно изменяется. Оно у нас было, а затем наше настроение меняется и больше мы уже не счастливый если бы действительно наше счастье было бы окончательным и подлинным, тогда, чем больше бы у нас было условий для счастья, тем более и более счастливыми мы бы становились постоянно. Например, если подумать о мороженом, которое нравится очень многим людям. В теории, чем больше мороженного мы бы ели, тем более и более счастливыми мы бы становились. Но после некоторой точки уже не работает: чем больше мы едим мороженного, тем больше оно нам надоедает и тем хуже нам становится. Поэтому это обычное счастье, к которому мы стремимся, которого пытаемся достичь, оно также вызывает проблемы, оно также неидеально.

И вот это интересный момент. Я часто спрашиваю сам себя: «Сколько твоей любимой еды тебе нужно съесть, чтобы насладиться ею? Одной маленькой ложки будет достаточно? «Вот, я насладился. Ну и хорошо. Что дальше? «Это же не так, правда? Мы стремимся есть всё больше, больше и большей даже наслаждение этим тоже не приносит удовлетворение.

И третья проблема, с которой мы сталкиваемся, – это наше навязчивое существование. Навязчивое в том смысле, как, например, какая-то песня, которая у нас в голове вертится, и мы не можем её остановить. Или словно если у нас есть какие-то навязчивые негативные мысли или навязчивое беспокойство, навязчивое говорение постоянно или навязчивое выполнение поступков. Например, можно навязчивым образом быть перфекционистом. Вот весь этот аспект навязчивости – это то, о чём в буддизме говорится как о карме. Карма – это вот эта вот навязчивость, когда мы не владеем собой и это заставляет нас постоянно совершать какие-то действия. И даже если это какое-то навязчивое «хорошее поведение», например, я всё время стараюсь быть совершенным, мы никогда не бываем удовлетворены. Это приносит много стресса, это совершенно неприятно.

Будет ли это деструктивным или конструктивным, это навязчивое поведение вовсе не полезное. Оно приносит одни проблемы. Особенно если мы навязчивым образом думаем, говорим, действуем с гневом, с жадностью или с привязанностью, с завистью, ревностью. Например, если у нас есть какие-то навязчивые мысли ревности по поводу нашего партнёра, жены или мужа, мы всё время охвачены этим, у нас паранойя – это неприятно, правда? Было бы чудесно, если бы мы могли преодолеть этот навязчивый аспект нашего думания, нашей речи и наших действий.

Ищем истинную причину страданий в своём уме Arrow down Arrow up

Буддизм говорит, что нам нужно посмотреть внутрь себя и там найти причины этих проблем. Легко переносить вину за наши проблемы на внешние факторы. Я сержусь из-за экономики, или из-за погоды, или из-за политики, что-то в этом роде. Но внешние факторы – это, скажем так, условия. Это условия для того, чтобы в нас самих проявились определённые привычки. Например, привычка жаловаться. Мы можем считать, что есть какая-то внешняя причина, а не наше навязчивое поведение. Но что бы ни происходило снаружи – это всего лишь условие для того, чтобы мы продолжали навязчиво жаловаться в стиле: «Это всё равно хорошо не будет». Вот такие жалобы.

Видео: Геше Таши Церинг - «Зачем изучать буддизм?»
Чтобы включить субтитры, кликните на иконке «Субтитры» в правом нижнем углу окна с видео. Сменить язык субтитров можно, кликнув по иконке «Настройки».

Итак, один из главных моментов буддизма – то, как мы воспринимаем жизнь, зависит от нас. Жизнь может идти вверх или вниз, и мы можем воспринимать её либо очень беспокойно, либо со спокойным умом. И это зависит от нас. И что нам нужно понять? Нам нужно исследовать себя и посмотреть, каковы причины: что вызывает во мне это навязчивое поведение, это беспокойство? В чём причина?

И буддизм говорит, что нам нужно идти глубже, глубже и глубже, чтобы обнаружить, в чём подлинная причина нашей проблемы. Можно сказать, например, что моя проблема – это плохой характер. Но из-за чего у меня плохой характер? Можно пойти глубже. И эта глубокая причина – та, которую обнаружили эти высоко реализованные существа, – это смятение и непонимание того, как я существую, как существуют другие, как существует всё. Это заблуждение о том, как существует всё вокруг меня, что происходит со мной. Вместо того чтобы воспринимать реальность как она есть, мы проецируем эти фантазии на реальность.

Ложные проекции Arrow down Arrow up

Например, по поводу себя мы можем проецировать: «Всё должно быть по-моему. Я должен всем нравиться. Все должны обращать внимание на то, что я говорю, потому что это важно». Вы можете посмотреть на это на примере блогов и коротких сообщений, когда всё, о чём я пишу, – это очень важно и весь мир должен об этом знать. Я сегодня на завтрак что-то съел: это очень важно и все должны знать. И если недостаточно людей нажали «мне нравится» под тем, что я съел сегодня на завтрак, я несчастлив, это портит весь мой день.

Или ещё одна такая ложная проекция – это то, что я всегда должен всё контролировать. Есть какая-то ситуация, и я должен всё контролировать. Я должен всё понять, как оно работает, чтобы вот это всё было. Например, мои работники в офисе должны делать так, как я хочу. Или в моей семье родственники тоже должны делать так, как я хочу. Но это абсурдно, мы понимаем это. Но это основано на той проекции, что мой способ жить и что-то делать – это правильный способ что-то делать.

Или мы транслируем на кого-то: «Ты должен любить меня». Что вот этот человек – особенный. И независимо от того, кто ещё любит меня, например, мои родители, собака или кто-то ещё, вот именно этот человек должен меня любить. И если он не любит, то я страдаю, я несчастлив. И по этому поводу я всегда вспоминаю большие колонии пингвинов в Антарктике. Там есть десятки тысяч пингвинов, и все они для нас на одно лицо. И для одного из пингвинов вот именно тот, один из десяти тысяч, другой, он является особенным, или она. «И я очень хочу, чтобы она меня любила», – есть такое особое отношение. Но это тоже фантазия. Это тоже проекция, что именно этот пингвин или пингвиньих настолько особые и выделяются из всех остальных.

То есть, мы раздуваем себя: «Я такой особенный». Или мы раздуваем кого-то другого: «Ты такой особенный». Или мы раздуваем то, что происходит с нами. Например, у меня есть проблема с ребёнком, который плохо учится. И тогда я – один-единственный человек во вселенной, у кого есть такая проблема. Или у меня спина болит, или у меня стресс, или что-то ещё. И я единственный, у кого есть эта проблема, только я воспринимаю эту проблему. Или: «Никто не может понять меня. Всех остальных, может быть, и легко понять. А вот именно меня – очень сложно, просто невозможно понять».

Мы раздуваем все эти вещи, мы раздуваем всё это, проецируем на что-то и считаем, что это важно. И мы все чувствуем некоторую неуверенность по поводу этого. Именно эта неуверенность и выдаёт нас, выдаёт то, что у этих проекций нет реального основания на самом деле. И тогда у нас есть всевозможные эмоциональные стратегии, чтобы обрести уверенность по поводу вот этого я, который очень важен. И это уверенность по поводу я, у которого должен быть свой собственный способ, своё собственное отношение. Если происходит не по-нашему, то что мы делаем? Мы сердимся. Мы отталкиваем что-то: нет, это не так, как я хочу. Или если всё происходит так, как нам нравится, то мы наоборот очень сильно привязываемся к этому. Словно если я всё вокруг себя выстрою так, как мне нравится, то я буду чувствовать себя уверенным. И так мы приобретаем жадность, желание, привязанность. И если у кого-то ещё это есть, то я попытаюсь забрать себе, я завидую. И так навязчивым образом у нас возникают эмоции. Мы можем кричать на кого-то в гневе или можем просто думать постоянные навязчивые мысли, от зависти, например.

И вот всё это описывается как истинные причины наших проблем. Мы несчастливы, и что мы делаем? Мы жалуемся: «Бедный я, я такой несчастный». Или у нас есть какое-то обычное счастье, но нам никогда не бывает достаточно. Мы привязываемся к нему. Мы никогда не удовлетворены. Мы всегда хотим большего. Это интересно. Может быть, вы замечали, если у вас есть собака. Собака часто ест и при этом оглядывается по сторонам – не пытается ли кто-нибудь отобрать эту еду. И точно так же и мы: вот я счастлив, но постоянно есть неуверенность, не отберёт ли кто-нибудь это счастье, не денется ли оно куда-нибудь.

И это удивительно – то, как мы анализируем, как мы относимся. Вот мы наблюдаем всё происходящее и думаем: «Я счастлив, но, может быть, я могу быть ещё более счастлив? Я несчастлив, и это будет длиться вечно. Бедный я. Я никогда не выберусь из этой депрессии». И всё это ходит по кругу. Всё это смятение, заблуждение по поводу того, как я существую.

У меня есть что-то – это то, что у меня есть. Вот, например, у меня есть часы, они работают. Если бы они не работали, то я мог бы их отдать в ремонт. Но если я сижу и смотрю на часы кого-то другого: «О, у неё часы лучше, чем у меня» – Вот тогда и начинаются проблемы. «Мои часы не так хороши, как у неё. Почему у меня такие простые часы? Как мне заполучить часы получше? Если люди увидят меня с этими дешёвыми часами, что они подумают про меня?» Это большая проблема, не правда ли?

И очень много есть проблем, которые связаны с тем, каков наш собственный имидж, что про меня подумают другие. Например, я учитель и у хорошего учителя должны быть хорошие часы. Ну и что? Если у меня плохие часы – ну и что? Это то понимание, которое и позволяет нам проникнуть глубже. Они измеряют время, и всё. Всё остальное мне неважно.

И наоборот, другая крайность: если я буддийский учитель, то я могу думать: «Нет, я должен всё выбирать попроще. У меня не может быть дорогих вещей, иначе люди подумают, что я всё делаю ради денег». И вот думая таким образом, я бы гордился тем фактом, что у меня очень дешёвые часы. Я бы хотел их показать всем: «Вот, посмотрите, какие у меня дешёвые часы. Я такой скромный. Я такой буддист». И конечно, это очень неспокойное состояние ума.

Это страдание. Вот об этом и говорит буддизм – как избавиться от этого. Потому что это нелепо. И всё наше страдание основывается на нашем отношении, на нашем подходе, в особенности на нашем отношении к самим себе.

Истинное прекращение Arrow down Arrow up

И третья благородная истина, то есть, то, что поняли эти высоко реализованные существа, – это то, что можно избавиться от этих проблем. Можно избавиться от них так, чтобы они не повторялись. То есть, не просто какое-то временное решение, как, например, «я лёг спать, и у меня нет проблем», а сделать так, чтобы они не возобновлялись вновь.

И почему мы говорим, что от этих проблем можно избавиться навсегда? Это просто такое хорошее пожелание? Это наша идея? Или это что-то, что реально может произойти? И буддизм говорит, что мы можем избавиться от этих проблем навсегда именно потому, что природа нашего ума чиста. И нам нужно понять, что это значит. Здесь говорится о том, что наша умственная активность – в буддизме именно так называют ум: не машина, которая сидит и думает, а наша умственная активность, умственная деятельность, – И это продолжается и продолжается. И эта ментальная активность включает в себя и эмоции, и восприятие, включает в себя всё. И эта умственная активность необязательно должна сопровождаться этим заблуждением, смятением и мешающими эмоциями. Это просто часть нашей природы.

И может показаться, что мы всегда в гневе или мы всегда в смятении, в замешательстве. Это похоже на то – у меня самого это бывало, и я уверен, что у вас тоже это наверняка бывало, – когда в голове вертится какая-то песня и невозможно её остановить. Я просыпаюсь утром – она опять начинается. И я чувствую себя очень глупо. Она такая навязчивая. Но это не часть нашей умственной деятельности. Если бы она была в самом деле подлинной частью, она была бы там с самого начала – с момента рождения и всегда. Но моя умственная активность не существует таким невозможным способом, чтобы в ней всегда была эта дурацкая песня. Это невозможно. И я могу что-то противопоставить этой песне, которая крутится в моей голове. Я могу противодействовать ей, например, считая своё дыхание. Это очень простой способ, чтобы остановить её, на время хотя бы. Просто начните считать своё дыхание до одиннадцати, и так снова и снова. Если вы действительно на этом сосредотачиваетесь, то песня останавливается. Это означает, что песня не является неотъемлемой частью нашей умственной активности.

Противодействуем беспокоящим эмоциям, изменяя своё отношение Arrow down Arrow up

И то же самое – с беспокоящими эмоциями. Мы можем противодействовать им с помощью неких противодействующих сил. Мы можем изменить наш подход, и вместе с изменением нашего подхода меняется весь наш опыт. Например, мы можем посмотреть на работу и думать: «Это так сложно. Я никогда не смогу справиться с этим». И мы страдаем на самом деле. И мы можем изменить наш подход и посмотреть на это как на задачу, как на приключение: «А, интересно, смогу ли я решить такую задачу? Справлюсь ли я?» Можно посмотреть на то, как мы подходим к играм на компьютере, если вы играете на компьютере. Вы можете рассматривать её как: «Нет, это очень сложно. Я не смогу играть в эту игру». Или можете рассматривать это как забаву, как приключение: «Это интересно. Я хочу понять, я хочу попытаться выиграть». И даже если это сложно, всё равно это весело. То есть, всё зависит от изменения нашего подхода, нашего отношения.

И для всего заблуждения, для всего смятения, которое у нас есть по поводу существования, всегда есть какое-то противодействие. Если я не знаю, как всё существует, то, с другой стороны, я могу знать, как всё существует. Или если я знаю неправильно, я могу знать правильно.

Истинное понимание реальности Arrow down Arrow up

Это четвёртая истина. Её обычно называют «благородный путь». Но здесь на самом деле имеется в виду правильный, истинный способ понимания. Истинный способ понимания будет противодействовать ложному способу понимания, потому что-то и другое одновременно быть не может. Можно, конечно, туда-сюда постоянно перемещаться, быть в нерешительности: это вот так или это вот так? Но как только мы обретаем уверенность: «А, я знаю, как на самом деле всё существует. И то, как я раньше думал, что всё существует, – это невозможно, это неправильное понимание», тогда у нас есть устойчивость и уверенность в этом понимании.

Например, я думал, что я центр вселенной, я очень важный и у меня самый важный подход. А противостоит этому понимание, кто я такой. Я – это, в общем-то, ничего особенного. Я такой же, как и все. И почему тогда у меня должен быть какой-то особенный подход? И это во многом имеет смысл – что во мне нет ничего особенного. Я такой же, я равный со всеми. А откуда мы это знаем? Если бы я был центром вселенной и у меня был бы единственно правильный подход, то все должны были бы соглашаться со мной. Но это не так. Но почему же они не соглашаются? Они что – глупые все, или что? А как же люди, которые родились и умерли до меня? Они тоже должны были думать, что я самый важный? Но почему только у меня есть мой подход, а у них нет их собственного подхода?

Мы анализируем, мы думаем: тот способ, с помощью которого я проецирую мир, он имеет смысл? И если это не имеет смысла на самом деле, то почему я навязчиво веду себя так, словно я всегда прав, словно всегда всё должно быть, по-моему, это всё равно что биться головой об стенку. И когда я обнаруживаю, что я начинаю таким образом поступать, я стараюсь заметить этой, как только я это замечаю, я могу сказать себе: «Но это же нелепо», и просто остановиться, не действовать таким образом. Может быть, наше поведение навязчивое потому, что мы не понимаем, что происходит.

И конечно, нелегко перестать думать определённым образом. Но как в примере с песней, которая навязчиво вертится у нас в голове, и мы можем остановить её с помощью внимания к дыханию, точно так же мы можем остановить и навязчивые мысли. «Я так раздражён, я так расстроен», – даже если мы не понимаем глубинную причину, из-за чего это происходит, мы можем просто не продолжать думать таким образом, например, с помощью подсчёта дыхания. Иными словами, успокаиваемся. Даём себе некоторую передышку, перестаём думать: «Почему всё не идёт так, как я хочу?» Мы отдыхаем от этого стресса. И когда мы вот так отдохнули, мы можем задать себе вопрос: «А почему я ожидаю, что всё должно идти, по-моему, Кто я такой? Я что – Бог?»

Почему я должен всем нравиться? Есть хороший пример: «Даже Будда не всем нравился. Так почему я ожидаю, что я буду нравиться всем?» Это помогает нам быть чуть более реалистичными. Есть некоторые базовые факты жизни: например, невозможно порадовать всех. Даже если бы я и хотел порадовать всех, но, увы, это невозможно. Потому что это от них и от их подхода зависит, радуем мы их или нет. Я не могу это контролировать. Это очень глубокое понимание, не правда ли? То, как меня воспринимают люди, – это результат очень многих причин и многих условий. Это не только результат того, что я делаю. Это означает, что мы делаем лучшее, что можем, но мы не ожидаем невозможного. Я постарался сделать как можно лучше, но не всё получилось – я не совершенен. Будда был совершенен. Но я не Будда.

Истинный путь, истинное понимание – это когда мы разбираем на части наши заблуждения и противопоставляем ему подлинное понимание, как я существую, как другие существуют и как всё существует.

Как вести себя в пробке Arrow down Arrow up

Давайте возьмём пример. Возможно, он будет как-то соотноситься с нашей повседневной жизнью. Например, мы застряли в пробке. Или где-то задержка и нам приходится стоять в большой очереди. И мы воспринимаем это словно несчастье. И мы навязчиво думаем с негативными мыслями, наполненными нетерпением и гневом. И вот это та ситуация, где буддийская наука и философия может нам помочь. И нам не нужно для этого верить в перерождения или что-то ещё. Мы анализируем, мы разбираем на части. Что я здесь делаю? Что происходит? Я несчастливая, я несчастлив. И можно сказать: «Ну и что, ну вот я несчастлив». Но вместо того, чтобы так сказать, мы фокусируемся на этом несчастье. Мы одержимы ею. Мы проецируем, что это будет длиться вечной в буддизме для этого используется образ, что мы – словно человек, который очень хочет пить, которого мучает жажда и мы стремимся, мы просто жаждем этой воды. Вот эта нечестивость – словно умирание от жажды: «Я должен добыть воды! Я должен избавиться от жажды!» И вот это: «Я не могу дождаться, когда я освобожусь от этого несчастья! – это всё равно, что: – Я не могу дождаться, когда я попью!»

Интересно, что этот же образ жажды применим также и к тому, когда мы чувствуем себя счастливыми, когда у нас есть обычное счастье. Мы не хотим, чтобы это счастье заканчивалось. И это всё равно что по-прежнему чувствовать жажду. Представьте, как это, если действительно вас мучает жажда. Вы делаете первый глоток воды. Какое отношение? Мы так жаждем, что нам не нужен всего один глоток воды. Мы хотим всё больше и больше. Мы хотим пить, не останавливаясь. И это очень интересная вещь, которую мы можем анализировать в себе. Неужели я так жажду этого счастья? Мы все хотим быть счастливыми. Никто не хочет быть несчастным. Это общий принцип буддизма, и мы принимаем это. Но моё отношение к этому – не такое ли оно, как у человека, которого мучает жажда к счастью? И если у нас появляется первый глоток, всё равно мы хотим всё больше и больше: «Ой, не забирайте!» – вот таким образом. Но есть ещё и третья возможность – это интересно. Мы можем быть счастливыми, несчастливыми, но есть и нейтральная возможность. Я сейчас не мучаюсь жаждой, но меня беспокоит, а не захочу ли я пить позже. Так что я всегда хожу и несу воду, потому что я беспокоюсь. Даже если мы ни счастливы, ни несчастливы особенно, всё равно есть такое ожидание жажды. Мы боимся, что мы захотим пить.

Что делать с несчастьем Arrow down Arrow up

Это из-за того, что мы сосредотачиваемся на своём собственном несчастье. Я застрял в пробке, я хочу выбраться отсюда. Я хочу выбраться из этого несчастливого состояния ума, в котором я застрял, и кажется, что это будет длиться вечной это первое, на чём мы сосредотачиваемся, – на том, как я несчастлив. Но есть и второе, на чём мы сосредотачиваемся, – это на ситуации на дороге, или на длинной очереди, в которой мы ждём, в супермаркете или где-нибудь ещё, – словно она будет длиться вечно. Эта пробка никогда не рассосётся. Я никогда уже не дойду до кассы, и не расплачусь, и не выйду из этого магазина.

И затем мы сосредотачиваемся на себе. «Бедный я, я опоздаю. Бедный я, я не вынесу, что я застрял в пробке. Всё должно быть, по-моему. Я не могу вынести, что я не контролирую ситуацию. Я должен всё контролировать, и я должен ехать». И таким образом, мы одержимы проекциями – проекциями по поводу нашего несчастья, по поводу ситуации на дороге и по поводу себя.

И что нам нужно сделать? Нам нужно разобрать все эти три. И для этого мы используем общие принципы, которые мы можем обнаружить в буддийской философии, и это очень полезно. Я несчастлив сейчас, и что? Счастье и несчастье постоянно чередуется. Если посмотреть на себя, то настроение у нас постоянно скачет то вверх, то вниз. «Вот теперь я несчастлив. Ну, ничего особенного. Это никогда не будет длиться вечно».

И то, как я себя чувствую – счастливым или несчастным, – возникает из-за причин и условий. Есть некоторые условия. Например, у меня назначена какая-то встреча, а из-за пробки я опоздаю. Но великий буддийский учитель Шанитидева, учитель из Индии, дал очень полезный совет: Если эта ситуация, которую вы можете изменить, – зачем беспокоиться? Просто измените её. А если это ситуация, которую вы не можете изменить, то к чему беспокоиться? Это не поможет.

Я не могу пробиться через эту пробку, в которой я застрял. Я не могу это изменить. Так что я должен просто принять реальность этого. И это то, с чем у многих из нас возникает сложность, – с принятием реальности. И можем ли мы что-то сделать? Если у нас есть мобильный телефон, мы можем позвонить человеку, с которым у нас назначена встреча, и сказать: «Я в пробке, я опоздаю». И будет этот человек расстроен и разочарован или не будет – это, может быть, не очень красиво говорить, но это их проблемы, это их отношение к реальности.

И здесь нужно быть осторожным с тем, чтобы не чувствовать себя виноватым. Мне так стыдно, мне так жаль, что я не смог успеть на встречу. Это вина. И что же здесь за поступок здесь, о котором вы думаете? В чём неправильность этого мышления? Неправильность в том, что вы думаете: «Я должен был это предотвратить». Так что я виноват в том, что на дороге образовалась пробка. Но это нелепо. Как я могу быть виноват в этом? Я мог бы выехать раньше. Это правда. Но всё равно на дороге могла случиться авария. И даже если бы я выехал раньше, я всё равно мог бы опоздать. Так что не всё находится под моим контролем и не всё, что происходит во вселенной, – это моя вина. Я не радуюсь тому, что я опаздываю, но это не моя вина, извините. И если у нас есть эта нечестивость, мы не радуемся тому, что застряли в пробке, мы можем включить музыку, что-нибудь послушать или как-то развлечь себя.

Разбираем ситуацию с пробкой Arrow down Arrow up

Мы разбираем на части эту ситуацию с пробкой. Затем нам нужно разобрать на части ситуацию на дороге. Я отношусь к этой пробке, к этому трафику как к чему-то ужасному. Это самое худшее, что есть в мире. И конечно, мы думаем, что это будет длиться вечно. Мы никогда не проедем. Но мы можем проанализировать, что эта пробка возникает из многих-многих причин. Всё, что возникает из причины, зависит от причин и условий, меняется, не существует всегда. И когда изменяются разные условия, от которых это зависит, сама ситуация изменяется.

Например, если на шоссе произошла авария. И, например, это произошло в час пик, когда все ехали на работу или ехали домой. Но рано или поздно эту машину уберут с дороги и окажут помощь людям. И тогда то, от чего зависела эта ситуация (условие), исчезнет. И я понимаю, что эта пробка тоже изменится, когда изменятся условия. Это не какой-то ужасный монстр, а что-то, что закончится. И очень важно ясно всё видеть в более широком контексте всех причин и условий, которые влияют на ситуацию, а не рассматривать всё так, словно оно существует само по себе. Например, если рассматривать эту пробку, которая просто как-то сама по себе организовалась, и она есть, независимо от причин и условий.

Расширение нашего фокуса и включение в него других Arrow down Arrow up

У нас более реалистическое отношение к дорожному движению, к пробкам затем нам нужно разобрать на части наше отношение к самим себе в этой пробке. Мы захвачены идеей бедного себя: «Я не могу успеть вовремя». Но если мы посмотрим на реальность, то я не один застрял в этой пробке. Там есть и все остальные. И все остальные также хотят добраться туда, куда они едут. Я не единственный. Мы можем посмотреть на людей справа, слева от нас, на людей в других машинах, посмотреть, расстраиваются они или нет. Это помогает нам развить сострадание – желание того, чтобы они освободились от этой сложной ситуации и эмоционально, и во всех остальных отношениях.

Потому что если мы думаем только о себе, только о том, что у меня есть эта проблема, то и диапазон нашего мышления очень узкий. Мы думаем только о себе. И это очень тесно. Мы крепко цепляемся за «бедного себя». И мы напряжены. Вся наша энергия внутри напряжена очень сильно. В то же время как ситуация вокруг, со всеми, кто также застрял в этой пробке, – гораздо шире. И из-за широты нашего мышления всё расслабляется. И это способ преодолеть нечестивость, которую мы чувствуем. Потому что часть этой несчастливой – это то, что мы зажаты, мы удерживаемся за это восприятие «бедного себя». Но если мы посмотрим на всех людей, которые также в этой ситуации, и у нас есть такое любящее отношение – мы хотим, чтобы все они не страдали, чтобы все они как можно скорее освободились от этой ситуации, то нам самим будет легче всё это воспринимать. Это не изменяет того факта, что мы все всё равно опоздаем на встречу. Я ничего с этим сделать не могу. Но я могу что-то сделать с тем, как я воспринимаю эту ситуацию, когда я стою в пробке.

Заключение: Практика буддизма для анализа и изменения мышления Arrow down Arrow up

И именно так и взаимосвязан буддизм не только с современной жизнью, а вообще с жизнью в целом. Мы стараемся обращать внимание на наши эмоции, на наше отношение, на наши проекции – на то, что служит основой для такого отношения. На навязчивость мышления, говорения, действий, которые вызывают все эти проекции. И мы стараемся применять эти методы разбивания на части, чтобы увидеть реальность того, что происходит, более ясно. И таким образом буддийская наука и философия очень полезны в обычной жизни, чтобы как можно больше уменьшить то страдание, которое мы сами себе причиняем. И когда мы чувствуем эти взлёты и падения, мы то счастливы, то несчастливы в повседневной жизни, мы стараемся не быть тем жаждущим человеком. Когда мы счастливы, мы наслаждаемся этим. Мы знаем, что это не навсегда, и мы не придаём этому такого большого значения. Мы просто наслаждаемся. А если мы несчастливы, то: «Ну и что. Иногда все бывают несчастливы, это тоже ничего особенного». Мы просто продолжаем то, что нужно делать. Таким образом мы просто живём, в своей жизни, не придавая ничему особенно большого значения. Иными словами, не раздувая всё с помощью своих проекций. И таким образом жизнь становится более радостной. Потому что мы действительно можем видеть радость во всех мелочах повседневной жизни, когда мы не слишком заняты собой и тем, что я хочу. Возможно, сейчас этого достаточно. Сейчас у нас перерыв на чай, скорее всего. Но мы не относимся к этому слишком серьёзно, не придаём большого значения.

abb-zenit.ru